Плазмозавр

(Почти научная фантастика)

От автора:

1

Закутанный тысячелетними льдами континент, покрывающий южную макушку Земли до сих пор остается настоящей terra incognita – пространством неизведанным. И это утверждение верно не столько по отношению к географическим и картографическим подробностям материка, а, по большей части, к разнообразным загадочным феноменам, появляющимся на этой обширной территории.

Антарктида – это в своем роде крупный регион, имеющий особый международный статус. Она не поделена между государствами, как, например, ее антипод – Арктика. Там запрещено строить военные базы и размещать какие-либо вооружения (личное оружие полярников не в счет). Поселения, возводимые на южном континенте человеком, выполняют исключительно научные функции, а никак не коммерческие или, скажем, разрешающие проблемы перенаселения нашей планеты. К Антарктиде было приковано внимание руководителей Третьего Рейха, некоторые экспедиции туда заканчивались полным провалом, а их результаты строжайше секретились. (См. сноску1)

2

- Вот и все, завтра на Землю, - затолкнув в мешок последний сверток, выдохнул Русаков, и стекла его очков выразительно блеснули в свете утреннего солнца.

- Ну да, - кивнул радист, - если с погодой ничего не сучится.

- А что с ней может случиться? Обещали ясно на всю неделю. Да и мороз не самый крепкий. Красота, одним словом. Красота!

- Ну да, - заевшей пластинкой вновь отозвался радист.

- Слушай, да ты и не рад будто? – удивился Русаков. – Никуда эта станция от тебя не убежит, через сезон снова вещички собирать будешь – уже сюда.

- А! – махнул рукой радист, - Я не о том.

Он встряхнулся, подобрался и улыбнулся сквозь бороду:

- Да что ты! Рад, рад я. Конечно, рад.

Но Русакову было отлично видно: что-то гложет его приятеля, но, несмотря на то, что, прожив вот уже который сезон на этой исследовательской станции, они научились понимать и предугадывать друг друга не только с полуслова, но даже с полумолчания, на этот раз он решительно не мог взять в толк: отчего в это утро Каюров будто сам не свой. Хотя вчера еще начал вещи собирать раньше всех…

Но, не имея и привычки лезть без спроса никому в душу, решил на том и закончить. В конце концов, если захочет, сам расскажет.

3

С другой стороны, - это один из немногих «оазисов» планетарного масштаба, не изуродованный разрушительной антропогенной деятельностью. Недаром именно там находят нетронутые метеориты с Марса (несущие на себе следы марсианской жизни), а палеобиологии изучают состав мезозойской атмосферы по пузырькам тогдашнего воздуха, сохранившимися в древних льдах.(См. сноску2)

4

Русаков нарочито громко задвинул «молнию» на куртке, чтобы попробовать вывести из оцепенения Каюрова, надвинул капюшон и солнцезащитные очки:

- Пошел я. Держись на связи. Что-то этого товарища, Гриба, не видно. Часом, не закемарил ли со своими приборами.

И он раскатисто хохотнул.

Но Грибова и правда не было уже около двух часов. Ушел снимать показания с экспериментального лазерного зонда, да будто и сгинул. И даже рация молчит. Сначала думали: просто аккумулятор сел, но Грибов все не возвращался, и опасения крепли. Русакову даже тошно стало: Гриб куда-то провалился, Каюров в апатии завяз, как муха в г…

- Эй, ты хоть слышишь меня?! – повысил он голос на радиста. Но, не дождавшись, ответа, стремительно вошел в мороз.

Глубокое пронзительное небо и яркое, почти как-то не по-земному яркое, солнце – ударили в глаза сразу, стократно отражаясь от ослепительной белизны снега и льда – бескрайнего, бескрайнего, бесконечного снега и льда. Если б не очки, наверняка можно было ослепнуть. Русаков однажды пробовал работать без очков, и часа ему хватило, чтобы понять: лучше этого не делать. И вообще, он начал подозревать, что в Антарктиде опасен не только холод, но и его антипод – горячее солнце. Вот парадокс ведь: оно не горячее, а все равно обжигает. Глаза обжигает. До рези, до слез. Как, впрочем, и мороз здесь. В иные дни недолго и легкие обморозить. Случаются здесь такие экстремальные морозы.

Он шел и размышлял: как много все-таки еще на Земле незаполненных мест. А еще говорят о перенаселенности. Но, гляди ж ты, вон степи в Казахстане, вон леса в Сибири, вон тундра, горы, пустыни – тысячекилометровые песчаные сковороды, а в противовес им – гигантские территории обледенения. И все это пустует, и все это практически не при деле. При всех неоспоримых достижениях цивилизации, человек все еще поразительно зависит от природы и может существовать лишь в сравнительно идеальных условиях. О колоссальных водных пространствах океанов и говорить не приходится. Пустует, пустует планета. А человек по-прежнему ютится, жмется по крохотным оазисам. А вся планета для него, в сущности, - громадная и опасная пустыня.

Снег под сапогами, несмотря на плотно закрытые шапкой и капюшоном уши, хрустел громко, по-прежнему пронзительно блестели небо и солнце, и Русаков шел, все еще не видя Грибова. Вон за тем холмом и стоит новый зонд. Нужно было ближе его поставить, не пришлось бы так далеко ходить.

Он освободил рот от шапки и капюшона и несколько раз позвал:

- Гриб! Эй, Гриб! Ты где-е-е?!

И в яркой снежной тишине голос его прозвучал особенно отчетливо.

5

Первыми человеческими жертвами можно считать участников экспедиции известного американского полярного исследователя Роберта Фолкона Скотта. До Южного полюса Скотт и сотоварищи добрались 18 января 1912 года, потеряв в пути всего одного человека. Двигаясь обратно другим маршрутом, проходящим через область магнитного полюса, пятеро смельчаков, судя по их записям, подверглись тяжелым испытаниям. Помимо природных бурь и непогоды, в марте они столкнулись с совершенно необъяснимыми аномалиями, в результате чего погибли один за другим. Правда, по официальной версии, Скотт и его товарищи погибли из-за того, что «просто сбились с пути», были в конец измучены непогодой и остались без продовольствия.(См. сноску2)

Еще один случай. В 1962 году с американской исследовательской станции «Мидуэй» отправилась экспедиция, оснащенная самым современным оборудованием. В итоге 17 исследователей вернулись на единственной уцелевшей машине. Все обстоятельства произошедших с американцами событий тут же были засекречены, однако, учитывая, что после возвращения почти половина участников похода оказалась в психоневрологических клиниках, становится ясно, что тут без происков таинственных «чудовищ» дело явно не обошлось. (См. сноску3)

6

С вершины холма Русаков увидел Грибова сразу. Точнее, то, что с ним стало. Развороченные бесформенные обломки – это остатки зонда, а рядом – черное и на окружающем снегу такое заметное – изуродованное тело исследователя.

Все еще надеясь, что Грибов только тяжело ранен, Русаков стремительно бросился к нему, внизу упал, кубарем скатился к подножью холма, поднялся, подбежал. Нет, надежды не было никакой. Обугленное до костей тело в оплавившихся лохмотьях – вот то, что лежало сейчас на снегу, что прежде было зеленоглазым громогласным Сашкой Грибовым. И вокруг – расплавленные куски этого чертова зонда. Не даром, что экспериментальный. Взорвался – и все тут. Или лазерная пушка мороза не выдержала, или…

Да что там! Пусть потом эксперты во всем разбираются, а сейчас нужно Гриба перетащить на станцию. Русаков подхватил тело и медленно двинулся. Тяжелые останки товарища тошнотворно бились сзади, испуская горелый запах, несмотря на наглухо запахнутый капюшон.

- Эх, Гриб ты Гриб, - бормотал Русаков, упорно проваливаясь в снег, - Сашок ты Грибов…

Без сомнения, это взорвался зонд. Хотя их и уверяли, что устройство абсолютно безопасно и много раз испытано на лабораторных стендах. Но всегда остается место для непредвиденного. Сам Грибов ли сделал что-то не так или трагические стечения обстоятельств – уже не важно. Как… как нелепо – погибнуть в последний день перед дорогой домой…

Когда ввалился с телом на станцию, Каюров по-прежнему сидел за столом, как Русаков его и оставил, даже позы не переменил.

- Да прекращай ты сидеть, чурбан! – вдруг разъярился Русаков. – Помогай давай!

Радист устремил равнодушный взгляд куда-то сквозь Русакова и глупо улыбнулся. - Да ты не видишь, что ли?! Гриб наш подорвался!

Но Каюров продолжал улыбаться, и тогда Русаков вдруг понял: происходит что-то не то. Ему даже страшно стало. Он бросил тело на лежак и подбежал к радисту:

- Юрик, да ты чего это?..

- Ромашка, - отчетливо и совсем не к месту сказал Каюров и ласково улыбнулся.

- Какая ромашка? – не понял Русаков. Страшная догадка промелькнула в голове.

Он и раньше слышал о полярниках, от долгой изоляции сошедших с ума…

Но никогда не думал, что придется столкнуться с этим самому. Да и Каюров – отнюдь не новичок, не одна экспедиция уж за плечами. А эта выдалась не самой напряженной.

Но – как знать. Копилось, копилось – вот и вырвалось…

- Ромашка светится…

Точно не в себе! Русаков сел рядом с Грибовым и обхватил голову руками. Наверное, второй раз в жизни он не знал, что нужно делать. В первый раз это было, когда… А, черт! Какая разница сейчас! Сейчас. Когда двое близких друзей, с которыми прошел не один десяток долгих дней и глухих ночей на этом острове тепла посреди бесконечной смертоносной стужи… Теперь один из них, мертвый и изуродованный огнем, лежит рядом, а другой – по роковому стечению обстоятельств – в тот же день сошел с ума. И Русакову стало ясно: должно произойти нечто и с ним. Обязательно произойдет. Не может ничего не случиться и с тобой, когда одновременно погибает твое окружение…

Впрочем, завтра прилетят с большой земли, и уже завтра все это закончится.

Но каким пустым и тесным сделался этот день, объятый ярким солнцем и морозом. Обгорелый Грибов рядом в обугленной одежде и безумный Каюров, бессмысленно уставившийся перед собой, без конца повторяющий слово «ромашка»…

Русаков вскочил и стремглав бросился наружу. Опять ударило яркое солнце, жгучий мороз охватил лицо, но именно это и помогло немного прийти в себя. Спокойно! Спокойно! Спокойно…

Какой яркий свет.

Он поднял глаза, сам не осознавая, зачем, и… увидел это.

Внушительных размеров, приблизительно с вездеход, - прямо над станцией висело светящееся тело, вытянутое, испускающее во все стороны вокруг себя радужные сгустки, похожие на спиралевидные лепестки. Сгустки находились в движении, то отрываясь, то вновь возвращаясь и прилипая к самому объекту. Сам же объект начал тускнеть и из ослепительно яркого превратился в ярко-желтый, сжался до формы шара, продолжая источать плазматические сгустки…

- Ромашка, - прошептал Русаков, и ему сделалось жутко. Неужели теперь пришла и его очередь сходить с ума?

Он юркнул обратно и захлопнул за собой дверь.

- Ромашка, ромашка, ромашка…

Русаков бросился к радисту:

- Юр, что ты видел?! Скажи! Ты видел это? Ты же видел… это?..

- Ромашка, ромашка…

Одно из двух: или сам Русаков тоже сходит с ума, или несчастный Каюров тоже увидел эту «ромашку», а уж затем лишился рассудка. Но что особенного было в этом, что довело радиста до такого состояния? Объект только висел над станцией; это странно, необычно, но… но не сходить же с ума по этому поводу. Это удел слабых нервами, но никак не бывалого полярника.

Он подошел к окну. «Ромашка» теперь дрожала, кажется, чуть ниже и сместилась в сторону холмов, где недавно стоял зонд… И вдруг отчетливо стало понятно, что смерть Грибова – тоже не случайность; как и сумасшествие радиста, она связана с появлением этой «ромашки». Эта тварь не так и безобидна.

На секунду на столе всхрипнуло радио. Русаков от неожиданности вздрогнул, перевел взгляд на аппарат, а, когда вновь посмотрел в окно, шара уже не было видно. НЛО, или что-то там еще, но за секунду исчезнуть из вида – на такое не способен ни один аппарат.

После некоторых сомнений, он осторожно высунулся за дверь. Шара нигде не было видно, только все то же самое ослепительное небо.

Полярник вышел наружу, но вернулся за ружьем и лишь потом начал медленно обходить станцию. Он свернул за угол и осторожными шажками стал продвигаться вперед. Еще один шаг, еще. Еще.

Тут его мгновенно охватило страшное беспокойство, объяло все тело, всю душу. Беспричинная тревога, страх и даже ужас – единственное, что чувствовал он теперь, не в силах больше даже двинуть пальцем. Как парализованный, стоял Русаков с ружьем наизготовку и – видел: из-за стены медленно-медленно, переливаясь внутри багровыми и белыми сгустками, будто гигантская шаровая молния, начинает выплывать тот самый шар. И уже не было никаких спиралевидных лепестков, только идеальной формы шар. И еще – от него исходил ужасный жар. Вот он приблизился еще метра на четыре – и жар сделался невыносимым.

И вдруг раздался оглушительный треск, почти грохот. Шар стал тускнеть, потом стремительно чернеть, а затем с ужасной скоростью рванулся вверх. На том месте, где он только что висел, остался глубокий кратер из оплавленного снега.

Русаков поднял голову, но шара теперь не увидел, зато сзади прозвучал нечеловеческий раздирающий крик, и оцепенение, охватившее его, исчезло. Повернулся на крик и увидел: в сторону холмов бежит раздетый Каюров, а вслед за ним бесшумно несется шар, теперь уже темно-коричневый, почти черный.

- Назад! – не своим голосом закричал Русаков, прекрасно понимая. Что ничем не поможет товарищу.

Шар же, не меняя скорости, пронесся вперед, пролетев сквозь несчастного радиста. Крик моментально оборвался. Вспыхнувшее тело Каюрова покатилось по склону и исчезло с той стороны.

7

В конце 50-х годов трагедия постигла большую часть группы советских исследователей, стартовавших к Южному магнитному полюсу от станции «Мирный». Из шестерых полярников вернуться живыми смогли только двое.

Официальную версию гибели людей, списывающую все на жестокую бурю и морозы, впоследствии опровергал сам участник той экспедиции – Юрий Коршунов:

- Когда мы значительно приблизились к магнитному полюсу, стояла замечательная, по антарктическим меркам, погода – ясный безветренный день и около -300C. Маршрут мы прошли за три недели без единой поломки машины и прочих неприятностей. Мы разбили основной лагерь и решили лечь спать пораньше. Однако, уснуть все никак не удавалось, нас охватило странное тревожное чувство близкой беды. Через некоторое время я вышел из палатки и, к своему удивлению, увидел метрах в 300 от вездехода огромный светящийся шар диаметром в 15-20 м. Он подпрыгивал и двигался в нашу сторону. Темнея с каждым мгновением. На мои крики выбежали все товарищи, а шар вдруг стал вытягиваться, превращаясь в какое-то подобие колбасы со страшной мордой, без глаз и с отверстием, похожим на пасть. Снег под ним шипел и плавился, а переставшее прыгать «чудовище» все приближалось, как будто бы шевеля пастью. Наш фотограф Саша Городецкий, несмотря на наши просьбы, пошел со своей фотокамерой навстречу «гостю» и принялся снимать его. А «колбаса» вдруг превратилась в дымящуюся ленту, стала крутиться вокруг Саши, и над его головой возникло подобие светящегося нимба, после чего он закричал и рухнул, как подкошенный. Но старший группы Андрей Скобелев и врач Рома Кустов принялись стрелять по «чудовищу» разрывными пулями. Оно неожиданно вспухло и взорвалось на яркие искры и короткие молнии. Когда я подбежал к Городецкому, он уже не дышал. Его лицо, затылок, ладони, грудь и спина были сильно обожжены, а спецкостюм превратился в чадящие лохмотья. Мы уже ничем не могли помочь. Фотоаппарат же был расплавлен и полностью испорчен, словно в него попала молния, а на снегу мы нашли выплавленные борозды в полметра глубиной…

Через двое суток после этого ЧП случилась новая трагедия. Над ближайшим холмом возник, словно сгустившись из воздуха, в сотне метров от земли такой же, как и в прошлый раз, шар, а за ним следом полетели еще двое. Медленно спускаясь и двигаясь по сложным, как бы хаотичным, траекториям, они приближались к нам. Кустов и Борисов стали стрелять, едва шары начали изменять форму, а Скобелев в это время пытался фотографировать. В результате все кончилось еще более плачевно. У меня на какое-то время померкло сознание; когда я очнулся, то ощутил сильный запах озона, как после грозы. Кустов и Борисов лежали на снегу, оба были мертвы. А Скобелев полностью потерял зрение и рассудок… (См. сноску4)

8

- Что это?! Что это?! Что это?! – бесконечно повторял Русаков, сидя на полу и не замечая, что говорит вслух.

В глазах все еще стояла картина: ослепительное солнце, ослепительный снег, яркое небо и мчащийся прямо в черную человеческую фигуру – багрово-черный шар. Такое просто невозможно было представить специально, а потому казалось кошмарным сном, нереальным бредом. Но Грибов – вот он, обгорелый и мертвый, лежит рядом, а снаружи – точно такой же – радист Каюров. А еще там – страшный неумолимый шар. И нет возможности ни покинуть станцию, ни…

Как он раньше не догадался!

Русаков подлетел к рации и рванул тумблер переключателя. Но – в наушниках раздался лишь оглушительный треск, от атмосферного заряда или еще от чего-то еще… Сколько ни переключался он на частоты и каналы, ничего, кроме монотонного треска, не услышал. Теперь помощи раньше утра ждать нечего. Только бы дожить до этого утра! В том же, что шару-убийце удастся испепелить станцию – единственное убежище полярника. Пока, впрочем, «ромашка» никак не давала о себе знать и, по-видимому, оставалось лишь одно – ждать.

9

В 1966 году смертоносному антарктическому явлению было присвоено, наконец, название. Американский физик Рой Д. Кристофер называл чудовищ «плазмозаврами». По его мнению, это некие подобия электрических живых существ – сгустков плазмы, обитающих в основном в пределах радиационного пояса Земли, на высоте 40-80 км. На такой высоте плазмозавры пребывают в разреженном состоянии и остаются невидимыми.

Однако, они могут приближаться к поверхности планеты в районах магнитных полюсов, в особенности, Южного (в противоположном, Северном, районе подобные «чудеса» не зафиксированы). Приближаясь к поверхности планеты, плазмозавры попадают в очень плотную среду и сами делаются плотными настолько, что их уже можно видеть и осязать. (См. сноску5)

10

- Пингвин, Пингвин, ответьте борту пять-двенадцать. Пингвин, ответьте борту пять-двенадцать.

Но в эфире по-прежнему стояла тишина.

- Ну, как? Снова ничего?

- Ничего, - ответил пилот.

- Свяжись с базой. Что-то явно не в порядке у ребят.

- Может, просто радио барахлит…

Может, и радио. Но у них радист хороший. Каюров Юрка свое дело знает, починил бы, думаю, давно.

- Да мало ли…

- База, База. Борт пять-двенадцать вызывает Базу. Борт пять-двенадцать…

- Слушаю, борт пять-двенадцать. Это База. Что у вас, ребята?

- Пингвин по-прежнему молчит.

- Продолжайте вызывать. Как проходит полет?

- Полет проходит нормально, движемся согласно графику. Через час будем на месте.

- Продолжайте вызывать, борт пять-двенадцать.

- Понял, База. Продолжаю вызывать. Конец связи.

- Нет, как хочешь, но что-то у них не в порядке всерьез.

11

Так на полу, подальше от окна, он и просидел почти всю ночь. Почему-то казалось, что они могут увидеть его через окно и атаковать станцию.

Они – потому что шаров стало больше. Материализовавшись из черноты неба совершенно внезапно (Русаков все видел через окно), шары принялись кружить по окрестности, то замерев на месте, то рывками бросаясь из стороны в сторону. Было похоже на то, что они что-то (или кого-то) ищут. И Русаков понял: его же и ищут. Иногда они группировались и, покачиваясь, зависали на месте, иногда с невообразимой скоростью мчались в противоположные стороны в совершенно хаотичном порядке. Будто сначала договаривались о чем-то, а затем воплощали свой план (поиска?) в действие. В их беспорядочном движении было трудно уловить логику, но, по-видимому, она все-таки была; трудно было сказать точно, сколько их. Может, пятнадцать… двадцать…

А потом он испугался, что его увидят, и забился в самый угол. Шары рыскали в ночи, и свет от них метался по округе, рывками освещая внутренности последнего убежища Русакова.

И ему стало ясно также: они – не шаровые молнии, не просто шары из плазмы или электросгустки; они – живые.

12

Самолет сделал разворот и пошел на посадку. Лыжи несколько раз подпрыгнули, поднимая снежную крошку, потом самолет замер, двигатель умолк.

Уже по тому, что никто не вышел навстречу, было понятно: произошло нечто, и вправду из ряда вон выходящее. Смену так не встречают… Когда же подошли ближе к станции, всех поразили большие выплавленные кратеры в снегу и даже целые глубокие борозды, с ровными краями, обледенелыми кромками.

- Что у них тут было? – недоуменно произнес кто-то.

Все поспешили к станции, хотя видимых наружных повреждений на ней не наблюдалось.

Дверь оказалась заперта изнутри, и на оклики никто не отзывался. Встревоженные полярники решили все-таки выломать дверь (свой комплект ключей был бесполезен, так как было заперто на засов). Минут через пятнадцать возни удалось срезать петли, они вошли.

- Ромашка, ромашка… ромашка… - бормотал кто-то тихо под столом, - ромашка, ромашка…

13

Российские специалисты почти согласны с этим мнением, однако, полагают, что плазмозавры – это не известные науке сгустки физической и психической энергии, способные вызывать зрительные галлюцинации и поражать людей чем-то вроде электрических разрядов. Вполне возможно, что они и вправду являются параллельными аналогами живых существ и зародились еще задолго до того, как возникла органическая жизнь на Земле. Вероятно, что со временем, благодаря дальнейшему развитию науки, это явление перестанет быть тайной за семью печатями.(См. сноску6)

По закону не позволяется пронести и иголку. Частным образом проедет весь экипаж.
(Из чаньского изречения)
Doors