Память
"Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех,которые будут после."
(Екклесиаст; гл.1; ст.11.)
"Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь."
(Екклесиаст; гл.1; ст.18.)
"Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает
наравне с глупым.
И возненавидел я жизнь: потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем; ибо все - суета и
томление духа!"
(Екклесиаст; гл.2; ст.16-17.)
"И увидел Бог, что Он создал, и вот хорошо весьма..."
(Бытие; гл.1; ст.31.)
"Потому что он напрасно пришел, и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком."
(Екклесиаст; гл.6; ст.4.)
Одни назвали эту тетрадь "единственной стоящей вещью", другие просто пожали лпечами, не дочитав. Впрочем, до истовой ненависти дело не дошло; я же считаю, что "стоящая" вещь, к тому же, если она "единственная стоящая", должна вызывать либо лютую любовь, либо столь же лютую ненависть. Видимо, представленное здесь или не является "стоящей", или "единственной" вещью...
Страдательное причастие ко всему происходящему
(Поэтическая проза)
"Не верьте другу, не полагайтесь на приятеля; от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих."
(Михей; гл.7; ст.5.)
"И обнял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю
за человека, потому что помышление сердца человеческого - зло от юности его; и не буду больше поражать
всего живущего, как Я сделал."
(Бытие; гл.8; ст.21.)
"Ибо в те дни будет такая скорбь, которой не было от начала творения, которое сотворил Бог,
даже доныне, и не будет."
(От Марка; гл.13; ст.19.)
Эпилог
Я окутан
Этим
Миром
Со всех сторон.
Пощады
Нет
И не надо.
Люди,
Пожирающие
Картофель,
Покупающие
Себе
Смерть
И радующиеся
Тому,
Что прожит
Еще
День,
Что ближе,
Ближе
Становится
Тот час,
Когда
И по нам
Пробьет
Колокол.
Тронется
Поезд
ТУДА.
...
Билет в мир,
Где все по-другому,
Где по
Вязкому
Черному
Небу
Катится колесо
Безмолвного
Небытия.
Этот билет
Всегда в кармане.
Надо
Только
Взять,
Плюнуть,
Дунуть,
Последним вздохом отхаркнуть
Сгусток
Кровавой
Никчемной души,
Собрать
Волю
В колючий кулак
Решения.
...
ххх
Брошеный
в пустоту Вселенской
Любви,
Ты озирался по
Сторонам,
Клялся,
Что нет другого такого
Сна,
В котором все
И не все...
Так тупо, серо и весело
Сидеть на скамьях
Подсудимых
В парке,
Приговоренному к жизни,
С
Бутылкой пива
И молоденькой блядью,
Обвивающей тебя,
Обволакивающей все тело
Собой,
Твой разум,
Твою душу.
Спасение разума в бездействии
Оного.
Спасение тела
В работе оного.
Спасение души
В (Бог знает,
В чем.)...
Празднуй и не думай -
Спасешься.
Сомневаться и плакать -
Вот жизнь.
Слезы,
Колючие слезы,
Кровоточащие глаза,
Кровавые слезы
Больно стремились наружу,
Больно сплелись в узком горле
Невыносимым
Сгуском прошлого,
Настоящего
И никогда не наступающего
Завтра.
Мимо идут эшелоны
С мылом, мясом, солью и зубным порошком,
Да и еще с
Живой
Водой,
Переплескивающейся
Через край цистерны.
Так хочется догнать
Этот поезд,
Чтобы
Броситься на эмалированный бак
Цистерны -
И в мгновение ока
Вылакать все,
Что там
Есть!
Но поезд ушел.
Лишь на обглодан-
ной дождями
Земле
Смачно и сумрачно поблескивали лужи.
Тебе показалось
(Нет, ты был уверен!),
Что это -
И есть та самая
Живая вода.
И подошед к рельсам,
Ты стал жадно пить
Вприкуску с мерзлоземом.
Но поздно понял,
Что это -
Твои же слезы.
Голова
Лежала
На ркльсах,
И поезд прошел через тебя,
Как через Каренина.
Но не умер ты:
Пара капель досталась
Твоей буйной голове,
И ты понял,
Что есть она,
Живая вода!
Есть!!!
И ты бросился под первый же поезд
Сам же,
В надежде
На еще одну
Капельку
Воды.
Счастье жило в тебе,
Клокотало и бурлило,
Когда ты понял,
Что бессмертен.
Но ты был не бессмертен.
Но ты был не бессмертен.
Первый же шип
На колючей розе
Причинил тебе боль,
И ты снова заплакал,
Будто в первый раз узнав,
Что такое боль
От прекрасного существа.
И я решил
Зачеркнуть
Последним
Рывком пера
Все то,
Что болело,
Билось,
Кипело,
Душило,
Рвалось наружу
Из моей больной души.
Я решил избавиться
От неуемной
Моей груди,
Чтобы легче было справиться
С тем,
Что глодало
Меня изнутри.
Но Истина
(Не правда!)
Тупым ржавым гвоздем
Долбило
Мою голову,
Пробило
Черепную коробку,
Прошло сквозь сердце
И вылезло в член,
Сублимировалось в энергию либидо.
(О этот беспомощный
Фрейд!)
И спросил я себя,
Сколько стоит
Метр красного полотна,
Купленного кровью
Народа?
Ответ - в анархии.
Нестор Махно,
Кропоткин
И Летов
Спорили
За бутылкой водки
На прокуренной кухне.
Один принял фуфайку
И ружбе
За символ.
Другой -
Фолианты,
А третий полетел над небом
И рухнул вниз,
Расстался без
Сожаления с жизнью без сожалений
И стал самой
Жизнью,
Поднявшись из грязи
И слившись
С самой грязью.
А еще была бабушка,
Старенькая и ненужная.
Она молча лежала под байковым одеялом
И смотрела
Бесцветными глазами
На эту жизнь мимо,
На эту жизнь,
На этот мир,
Неторопливо укутывая свое пухленькое тельце
В байковое
Дырявое одеяло.
А на стене висел ее портрет,
Где ей было 27 лет.
Сейчас же она ничего не хотела.
Только сгущеночки,
Которую она ела
В последний раз
Семь лет назад.
Бабушка смотрела в окно
Заячьими глазками
И хотела сгущеночки.
А в холодильнике
Желтело
Черствое сало.
И все.
Ее забыли, бабушку,
Когда все было забыто,
Когда дети ее покинули,
Уходя в мир иной.
А она пережила их.
А государство
Было гарантом сохранения жизни бвбушки,
И оно сгарантировало
Ей
Жизнь,
А потом забыло,
Что же все-таки оно сгарантировало ей.
Бабушка лежала,
И ее пухленькое тельце
Дрожало от холода
Под
Байковым одеялом,
Под дырявым трико
И пуховым платком
Да еще под старой телогрейкой.
И было то дело
Совсем не дело,
Кгда сразу
Из двух стран,
Из двух сторон
Сошлись
И тронулись
Два континента,
Два мира,
Потому как
Случилась война.
И висели на осинках
Безголовые трупы,
Повешенные за то,
Что
Потеряли они
Головы свои.
И было
Много героев,
И было
Много изменников,
Изменивших себе,
Своим мыслям.
И стали они
Тоже героями.
И все это
Растекалось
И гасло,
Превращаясь в тлен,
Только мысли умерших людей
Одиноко витали,
Ждали,
Чего-то.
Когда
Кольцом замкнулся
Словесный яд,
Ушли все слова,
Воспрянули мысли,
И возрадовались,
И вошли в каждый дом;
Где только что пылал огонь в очаге,
Там запылал сам очаг,
Где варилась в котелке
Похлебка,
Стала похлебка та
Горьче полыни
И отвара цикуты.
И вопили
Восхищенные
Фарисеи:
"Кто есть мудрый?!
Говори!"
И вышел меч уст,
И проложил две дороги.
И по одной
Шел
Я.
По другой -
Они.
Я искал тысячу,
А они
Искали одно.
Но никто
Ничего
Не
Нашел
До сих
Пор.
ххх
Выздоравливающий в своей постели,
Некто подкрался к огню.
Не дрогнула
Рука чекиста,
И покатился мускулистый мешок,
И забился
В последних судорогах-агониях.
Но был тот мешок
Каменным,
И сидели там
Тридцать шесть виселиц.
Холодные веревки осьминожьими щупальцами,
Когтистыми лапами,
Змеиными трупами
Взвились к небу
И заслонили собой солнце,
Окутав Млечным путем
Луну,
Юпитер
И Фобос.
И взлетели ангелы.
Их было трое.
Один с усами,
Второй - с бородой,
Третий - с трубой.
И плакал первый,
И плакал второй,
И не плакал третий.
Он затрубил в трубу ту.
Задрожал мир,
Задрожал мир.
Задрожал мир,
Но не разверзся,
А ангел
Тот
Не выдержал,
Лопнул.
И брызнули
Во все стороны
Розы,
Гвоздики,
Маки
И виноград.
И стали розы Любовью.
И стали гвоздики Ненавистью.
И сделались маки Счастьем.
А виноград - виноградом.
Розы
Собрали
Хиппи.
Гвоздики
Собрали
Панки.
Маки
Собрали
Рокеры.
Виноград
Достался
Мне.
Танк
С пацификой на серой броне
Закутался в камуфляж
Пятнистой жизни,
Громыхнул
Колючими траками
Жирных дней
И, дохнув соляром,
Рванулся.
Жизнь
Началась!
ххх
Когда ты брился
На своей
Утренней кухне,
Заспанной
От вчерашнего угара,
Среди пустых
И не совсем пустых
Емкостей,
В мире произошли
События:
Разбился самолет
В горах Кавказа,
Ввели войска
В дружественную страну,
Родился Мессия,
И отхаркнулась, наконец,
Многострадальная мокрота
Из глотки
Чахоточного узбека.
Над луной повисла
Ночь.
В храме экспрессивно молился Царь.
Царь был не грозен,
Грязен,
Жалок и убог.
Но он был
Счастлив.
По борывкам
Искареженных дорог
Тащился караван.
Царь
Молился,
Чтобы караван
Не дошел
До цели.
В бурдюках,
Благодаря молитве его,
Зашуршал
Сухой песок,
В легких людей
Поселились гремучие змеи,
Глаза их
Покрылись
Бельмами.
И рухнула
Империя!
Караван не дошел.
А Царь смеялся,
Ибо был он
Счастливый,
Он был
Сумасшедший.
Останки героев предали родным пескам.
В грязной земле
Копошилась Истина,
Силилась вылезть
Наружу.
Наконец,
Вывалилась,
Вылетела,
Возвилась к необъятному небу
И забрызгала
Грязью
Все внизу.
И возопила тогда
Истина:
"Я выше всего!
Вы все,
Внизу,
Грязные твари!"
И потянулись люди
И твари
К Истине.
Но не было у них
Крыльев.
Были лишь когти.
И схватили они себя,
Свои лица когтями
И разодрали
Плоть свою,
И насытились
Кровью
Своей
И чужой,
И стали ходить по Земле
Грязные
И окровавленные.
А Истина
Одна летала в небе,
Смахивая с крыл
Своих
Новые
И новые
Сгустки своей грязи
И вонючей слизи
Вниз,
Пока не залепила
Толстым слоем Правды
Все
Внизу.
И люди
Брали
Эту грязную Правду,
И размазывали ее
По своим чреслам и лицам,
По чреслам и лицам
Соседей своих,
И не смотрели люди более
В небо,
Где летала
И испражнялась
Новой Правдой
Истина.
Лишь некоторые из них,
Подняв очи к небу,
На мгновение заметили
Хвост Истины,
Но новые ошметки Правды
Залепили их.
И людям стало
Все
Равно.
Они не были слепы,
Но не
Видели.
Нопо улицам громыхала
Мерзлыми цепями
Весна,
И пучило пузо
Беспокойное
Рыжее солнце.
Было так просто,
Было так мало
И весело.
Густая
Веревка сновидений
Сплелась
В единую петлю
Кошмара.
Но это был не сон.
Замученный день
Старел,
Дряхлел
На глазах.
Солнце, наконец,
Родило ночь
И, погрузившись
В гроб
Тучного леса,
Умерло
При родах.
И никто
Не был уверен,
Что солнце
Завтра
Вновь
Взойдет.
Все погрузилось
Во мрак,
В ощутимую
Физическую
Плотную
Пустоту.
И никто не слышал
Плача
Реставрированной иконы
Под тяжелым гнетом
Бездушных
Новых красок
Синтетической религии.
В спаянности забора
Ты
Видишь
Забавное единение
Завтрашних дней.
У треснутого
Зеркала
Над
Губной помадой
Флакончиками
С пудрой
Возвышался
Засиженный
Мухами крест.
И на нем,
Тупо плюя в потолок,
Весело насвистывая какую-то печальную мелодию,
Жалобно
Висел
Родившийся в прошлую Пасху
Иисус Христос.
Кесарево - Кесарю.
Славному - слава.
Честному - честь.
Богатому - богатство.
Бедному - бедность.
Несчастному - горе.
Или:
Несчастному - радость.
Бедному - богатство.
Честному - опала.
Живым - смерть.
И ласковым днем
По голубой воде
Среди зарослей
Кувшинок и камыша
Пройдет
Шестнадцатый апостол.
Тогда будет все наше.
Тогда будет
Все хорошо.
А так хочется
Лучше!
Тамплиеры!
Иоаннисты!
Тевтонцы
И розенкрейцеры!
Отправляйтесь в три Пути:
С вечера в ночь,
С ночи к восходу,
Через полдень -
Обратно в ночь!
Познай себя -
И умрешь Богом!
Ave Satane!
Тьфу!
С голубых экранов
Смотрит на жизнь
Филипп Киркоров:
"Будь, что будет!"
Роскошь!
Роскошь - думать о жизни
Не так,
Как жизнь думает о тебе.
Жизнь -
Post mortem -
Вот к чему придется стремиться,
К чему все стремится,
Полезет,
Летит
И убегает
От жизни при жизни,
Но к жизни
Post mortem.
В гробу перевернулся
Похороненный заживо.
Густые
Испарения
Сырой земли
Поглотили
Последние остатки
Кислого кислорода.
Деревянный саван
Спеленал
Клаустрофобическое тело,
Сомкнуты стены
Липкого пуха,
Облепившего мрак.
Со всех сторон -
Осязаемый мрак.
Свалились гири-пятаки
С внезапно
Раскрывшихся глаз,
Судорожно дернулись в небо
Руки,
Но наткнулись
На гроб
Изнутри...
И поплыл,
Пополз
Тягучий
Хриплый
Крик
Ужаса,
Проклинающий друзей,
Родителей
И прочих,
Наевшихся,
Напившихся
На его преждевременных поминках.
Каталепсия!
ххх
Одинокий безмолвный нищий
Плелся
По мерзкому
Асфальту,
Сел на коробку
От южных жарких апельсинов
И, привычно сняв
С давно немытой головы
Промозглую
Кепку,
Равнодушно положил ее
На лужицу.
Себе под ноги.
Люди шли,
Шли,
Шли,
Шли,
Шли,Кутались в зонты,
Ныряли в броню плащей
И прикрывались
Парусами,
Щитами,
Глазами
И воротниками.
Людям
Было
Не до нищего.
Людям было
До себя
И до вечера
Целый день.
Скорбное
Небо
Разлилось в атмосфере
Тысячами тысяч
Ледяных иголок,
Втыкающихся
В лоб,
Руки и глаза,
В тело
Через броню
И через нос -
В трахею,
Воспаляя
Нежную слизистую,
Проникая в мозг
И просачиваясь
Сквозь волосы
В намокшую
Разбухшую
Черепную коробку.
Нищий молчал
И молчал,
Словно Будда,
Созерцал ближних своих,
И мысленно уползал всвоютеплующельмеждурадиаторомпаровогоотопленияиячейкамикамерхранения,
Откуда его не раз
И не пять
Выгоняли
Потные
Дубинки
Милицейских рук.
По щекам
Нищего
Ползли
И плутали
В бороде,
Спутанной колтуном.
И были это
Не слезы нищего,
И были это
Не капли дождя,
И были это
Слезы неба,
Которое колотило людей,
Било и терзало
Их
Больнее,
Мокрее
И холоднее,
Чтобы поняли люди,
Как тяжело
Нищему,
Чтобы дали они ему
От щедрот своих.
Но люди
Кутались,
Прятались,
Заслонялись.
Там, где
Звонко висела радуга,
Где миролюбиво
Рокачивался
Рогоз,
Где витали внчики
Голубых стрекоз,
Встретил я
Праздник
На чужой улице.
Там бурлило мясо
Религиозных
Фанатиков.
Мерзлое аутодафе
И жаркий газават
Хаотично пинали
Выстрелами
В горах
Суеверия,
Светопредставление,
Религии,
Божества
И календари.
Страна!
Обрати взор свой
От дырявой корзины потребителя,
В которой многозначительно
Скопилось
Мыло хозяйственное -
1 штука,
Хлеб -
1 буханка,
"Завтрак туриста" -
1 банка,
Соль,
Спички
И пластмассовые расчески.
Да еще рай в бутылке -
Водка...
Страна!
Обрати взор свой
От колючих заборов,
От монолитных заборов
Партийных дач,
От зеленых заборов
Бизнеса.
Страна!
Обрати взор свой
От hip-hop,
От двуглавых кур,
От грязных поездов,
От диктатуры,
От тоталитаризма,
От Белинского
И Писарева,
От...
Страна!
Обрати
Взор свой
Ко всем
Усатым;
Лысым;
В свитерах;
С цветами;
Пьяным;
Трезвым;
Падшим;
Летящим;
Убившим;
Украдшим;
Толстым;
Обрюзглым;
Тощим.
Господи, не дай опоздать!
О мрачнейший пророк
Достоевский,
Гниешь ли ты в земле
Или бродишь еще,
Нетленным духом
Касаешься всего,
Что так
Было
Свято,
Так
Было
Горячо
И дорого?
Оцепеневший дом,
Тетрадные поля,
Грязные руки,
Недоступные высоты
И ошибки написанного.
Последний
Рывок
Пера
Шариковой
Авторучки.
"Ба-ва-га-да-бра-вра-бре..."
И вот ты уже
Задумался.
И вот ты уже
Не понял.
И вот ты уже
Сочувствуешь,
Как ткнул тебя в ребро
Темный бес
Познаний,
И харкаешь ты
Из прорвавшихся мозговых фурункул
Темный гной
Заблуждений,
И блюешь
Темными червями
Правды,
И сосешь,
И сосешь
Струпья
Своей мечты,
Лелеешь
Рахитного зародыша
Своей надежды,
Упрямо целуешь
Тугой лоб
Отчаяния,
Надсадно надрываешься
На торном большаке
Веры.
.....................................
Обезумевшая от боли
Игла
Тыкалась в артерию,
Разбавляя густоту крови
Желтым дьяволом.
ххх
В керосиновой дымке
Нашего
Прозренья
Смердили
Высокими материями
Туманные объекты наших устремлений.
Из рудников
Кроватей
Безжалостно
Вытягивались
Неисчерпаемые
Ресурсы
Наших сновидений.
Стеариновые словари
Частных сосисек
Приспосабливались
К несчастным
Насмешкам
Куриных
Вырезок.
А из неудобного портфеля
Рублевых несчастий
Выносили
Дешевые диваны
Опрокинутых посетителей
Сиреневых
Губ.
Пограничные столбы
Объявили признание
Опубликованным
Водевилям
Твоего
Случайного сердца.
А за воображаемой
Стеной
Вычищенного
Сравнения
Ночевали
Ножницы
Плеч,
Рогов,
Родины
И горохового супа.
Несчастливые лица
Нефтяных
Вышек,
Тоскливые сущности
Глобальностей
И полуденный покой
Покинутых глаз -
Все это
Полагалось на приказы
Приезжих оккупантов.
Но солнечные дни,
Где вы?
Где?!
На полях ли принятых решений?
А, быть может,
На подошвах разрушенных храмов?
Или на строчках
Приготовленных прокламаций?
О вы,
Капустные карманы
Приличных прихожан
В оборудованных под крематории
Церквях!
Враждебные флаги
Восторженного разума
Насмешек!
Пьяные улицы
И ровные
Бульвары!
Вы,
Кто всегда был против,
Кто проехал
Тридцать,
Тридцать один,
Тридцать два
Километровых столба!
Расскажите же
Нам,
Кто есть что,
Что есть что
Там.
Хищный взгляд фонаря
Под
Ужасом
Ночного
Разврата
Подстказывает
Удовлетворение
Глубокого
Разума.
Пустой ужин.
Сырые сигареты.
Принятый единогласно
Пункт приличия -
Это
Обострение желания
Приговаривать,
Расходовать,
Убеждать
И быть убежденным,
А также
Трясти
Тяжелые
Тюрьмы,
Увозить,
Увольнять,
Завертывать
Печенье
Звонких монет
В бумагу
Для божественных звуков,
Подвергать,
Сомневаться,
Грустить
И
У-л-е-т-а-т-ь!
Грушевый компот
Политической
Обороны
Подчинился
Властному приказу
Американской мечты
И переполз
Через край
Воображаемой
Кастрюли
Национального
Самосознания
И алкоголичного
Самосозерцания.
Вспыхнула спичка
Империалистических высот
И поспорила
С Вечным огнем
Утопичной
"Искры".
По сухим дровам
Неисполненных желаний
Взметнулся
Огонь,
Пожирая
Бытие.
Искусственная елка на Рождество.
Искуссвенные лимоны на банкетах.
Ненастоящие
Переживания
Наших
Дней.
А на окнах
Душевного
Покоя
Неумолимо
Росла
Морозная
Растительность
Идейных соображений,
Кристаллическая
Поросль
Сочувственных
Переживаний
И буйные
Завихрения
Отлагательных
Местоименя.
"Жизнь прекрасна!" -
Воскликнул
Принявший
Дозу алкоголя
И расплескался
В тяжелой радости
И любви
Ко всему.
От этой любви
Его стошнило,
И блев его
Растекся по неухоженным газонам
Кукурузных почестей,
По доказанным
Истинам,
По противопоставленным
Приблизительным
Обвинениям
В адрес тех,
Кто не захотел
Или не смог,
Не согрелся.
Оглянулся прохожий,
Обругал
Пьяного
Непечатными словами
Типичного трудового лексикона.
И на сонный мерзлозем
Задумчиво
И нежно
Опускался
Четвертый снег.
Висельник
Проснулся утром
В своей петле
И захотел чаю.
Он неторопливо вылез
Из своей удавки,
Поставил чайник,
А потом
Стал пить чай
Вприкуску
С баранками.
Пришла соседка,
Что давеча
Обнаружила его в петле,
И завопила.
Она не могла понять
(Глупая!),
Что человек
Просто захотел чаю.
Была зима,
А в это время
В камере смертников
Начались
Каникулы.
Сторожей распустили,
И те
Начали отдыхать,
Сторожа
Перевешали
Всех
Заключенных.
И они были рады.
Небо разрезалось
Бритвой
Вожделения,
И понеслись по рельсам облаков
Поезда скрипичных ключей,
И натянутые струны
Нервов
Заскрежетали
По колкам
Переизбытка чувств.
И силились мы
Что-то сделать,
И убили
Беспомощное сегодня
В надежде
На светлое завтра.
Но Завтра мутировалось
В
Сегодня,
И мы так и остались
У разбитых корыт
Раннего полового созревания,
Акселерировались
Телесно
В убыток
Духовному.
Отныне
И навсегда,
Здесь и сейчас
Будем торжествовать
Мы!
Беспомощный калека,
Пробираясь
Сквозь толпу,
Мечтал
О своих ногах,
Что потерял когда-то
Под Самашками.
Было ему тогда
Девятнадцать,
А сейчас -
Двадцать.
И до сих пор по привычке
По утрам
Тянулас его рука
К несуществующей левой коленке,
Которая при жизни
Чесалась нестерпимо
Обычно
По утрам.
Заспанное
Личико девушки
В надежде смотрело
В зеркало.
Девушка
Никак не могла понять,
Почему она
Не интересует никого,
Ведь подчеркнутость
Прыщавого лица
Ни коем образом
Не могла отразиться
На прыщавости души.
Каждый день
Эта душа
Ждала.
Ждала...
Жаждала
Встречи.
Заспанное личико девушки
В надежде смотрело
На свою
Проекцию в зеркале.
Девушка
Никак не могла понять,
Почему же она
Никого не интересует,
Ведь
За ангелоподобной
Внешностью
Скрывалась
Неизвестно какая
Душа.
Каждый день
Эта душа
Ждала.
Ждала...
Жаждала
Встречи.
Признание в любви -
Мучительная и притягательная,
Сладкая
И торжественная
Процедура.
Точка отсчета - здесь.
Первая слабость
Первого встречного свидания.
Уверенность в себе
Трясла
И смыкала зубы
В неподвижном молчании,
Не давала вырваться
Наружу,
Высыпаться
Наружу
Словесному табаку.
Было
Легко и больно,
Неизбежно.
Когда ты закурил этот табак,
Он опьянил,
Как в первый раз.
жестяные колечки
Твоих слов
Обвивались
Вокруг нее,
Слипались в единую фразу,
Хаотично объединялись
Невысказанными мыслями
Между строк
Стыдливым контекстом...
И вдруг пропало все,
И рассеялся этот дым,
Что нежным коромыслом повис
Над вами.
Ты в ужасе
Смотрел в ее рот,
Смердящий какими-то чужими ветрами,
Разгонявшими
Твои задумчивые колечки.
И ты понял.
Ты развернулся и пошел
По сияющему снегу,
Ватно ступая
Деревянными пятками,
Тоскливо слушая
Ничего не слышащими
Глиняными ушами.
Каждое ее
Слово.
Кажое
Ее
Слово
Больно
Било
В глину
Твоих
Ушей,
Оставляя там
"Вечные"
Раны.
Но вечер
Ничего не ответил.
Он был тих
И безмолвен,
Как обычно,
Как всегда.
ххх
Кандидаты
В доисторические герои;
Изобретатели машин,
Воротников,
Бушлатов
И водопроводов;
Жертвы
Непонятных до конца
Слов;
Путешественники
По опровергнутым
Странам
И мирам;
Школьники;
Почтальоны -
Все это
Грустно стемнело
В своем вертикальном
Соседстве,
Поблекло
И выродилось
В многоэтажные здания.
Продолжение публикации следует...
За памятью уходит вдаль дорога.
Тот путь поможет не забыть.
Тропинки - лапы осьминога -
Захватят все, что может быть.
Захватят все ошибки, споры,
Победы, радость и беду.
Тропинки те уходят в горы
И тают в ласковом саду.
В саду твоих воспоминаний,
Где бродим мы, забыв про все.
Но как же силен гнет желаний,
Забыв про все, забыть про все.
Но память наша долговечна:
Мы помним, что хотим забыть.
И наших мыслей поезд встречный,
Как этот путь, давно избит.
Сверкнет ли солнце между веток,
Блеснет ли, падая, луна,
Стрелок по мозгу будет меток;
Он - наша память.
Пей до дна!
(01.02.99.)
|
На список всех тетрадей Вверх
Тысяча тысяч, изменяясь, стремится к началу.
(Лао. "Дао дэ дзин" (16))
Память
|
