Шиза
[1] [2]
Сентябрьский бог
Сентябрьский бог покинул небеса,
Упал с дождем на выцветшую землю.
Стою, молчу и богу тихо внемлю.
Как жаль, не скоро будет здесь весна.
Пылает город под дождем огнем
Десятков тысяч фонарей, и пеплом
Здесь скоро снег падет, гонимый ветром.
Сейчас я не хочу мечтать о нем.
Я много вынес в этой жизни прочь -
Седую дрянь зимы и слякоть марта,
И запоздалые звонки. Но жалко,
Что ничего не вынес в эту ночь.
Новейшую историю писать
Я не хочу, да и нет сил писать-то;
И, если хочешь запинать, пинай то,
Что даст тебе земная благодать.
То сердца боль, то долгий путь домой,
То мнений лбы, то слез фальшивых скупость -
Мне надоело все, и ваша глупость
Пытается подмять меня собой.
Но мне светло, когда я вижу, как
Небритый пьяный сторож рвет тельняшку.
И я беру гитару, рву упряжку,
И ты пропой со мной хотя бы такт
Один.
(кажется, январь 2001)
В поле зреет красный виноград.
Побыстрее закончился бы день,
Чтобы больше ничего не успеть,
Чтобы лечь законно тихо и уснуть,
Протянувшись во всю мочь тугих костей.
Сигарета зашипела под слюной,
Источая, как агонию, свой чад.
Я один, как прежде, - все один.
В поле зреет красный виноград.
Прохождение заснеженных полей
И весомые слова благих пород,
И прошли мы ту же речку, но не там,
И гуляли, и месили грязь утрат.
Завизжит-хохочет рельсами состав,
Электричка - тот же поезд, но - зачем.
Ослепление бредущих наугад.
В поле зреет красный виноград.
Где рабы, а где дредноут напрорыв?
Конкуренцию мне выдержать едва ль.
И так долго я по-прежнему один,
Я забыл о том, что пел, о том, что знал.
Застрахована попытка в первый раз.
Император восседает на коне,
Продолжая сей бессмысленный рассказ.
В поле зреет красный виноград.
Доходяги и задавленные сном,
Сонным жиром сна духовности земной,
Но гремит уже во всю зловонный март,
И бутылки все роятся на столе.
Очередь сказала, что я прав.
Выборы и прочая бурда.
Покажи-ка им свой пышный голый зад.
В поле зреет красный виноград.
По провинции прокатится слушок,
Что я "в люди" выбился и землю невзлюбил.
Пусть их, пусть болтают, что хотят,
Все равно земля везде одна.
А в Японии гуляет белый день,
А в Германии - классическая боль,
А в России время рушится назад.
В поле зреет красный виноград.
Пусть туман не скроет всех цветов,
Пусть богатства прячет злой делец,
Пусть прямые речи наугад,
Пусть твой аромат насытит ночь.
Десять лет, а, может, десять дней
Я искал дорогу, но теперь
Не пойму, где был цветущий сад.
В поле зреет красный виноград.
Флейта все звучит, но в ней нет слов,
Но они, я знаю, не нужны.
Краски гор поблекли, кто куда.
После кожи будет естество.
Сверху черепица, снизу - пол -
И все давят, давят, но - зачем?
Отыщу когда-нибудь свой клад.
В поле зреет красный виноград.
Когда добрый вылезет из нор,
Когда мудрый смолкнет насовсем,
А старатель выбросит кайло,
(А понять исток - проблема здесь.)
Когда мастер не оставит и следа,
Когда голову закроет молодой,
Мы пойдем с тобою наугад.
В поле красный загнивает виноград.
(Кажется, январь-февраль 2001)
На моей могиле
Воздвигнут черный обелиск
И пропоют "Аминь",
И выпьют по сто грамм,
И кто-то тихо скажет,
Рыгая водкой вслух:
"Хороший был мужик,
А вот его и нет."
Поправят сеть венков,
Немного постоят -
Все больше для приличья.
А кто-то, трезвый весь,
В жилетке черной, скажет,
Что "вот, был человек,
А вот его и нет."
А кто-то, пьяный вдрызг,
Заплачет, поднимая
Пятнадцатый стакан,
Но и его уймут.
А после соберутся
На лестнице и будут
Гитарой воздух драть
И мои песни бить.
А я, витая там,
Над их хмельным угаром,
Скажу, что поздно петь,
Что раньше слушать надо было вам!
(Кажется, январь-февраль 2001.)
Картина Рембрандта в серебряной оправе.
На ней мосты горят серебряной листвой.
Я потерял себя, я потерял покой,
А дождь все льет и льет по улицам отравой,
И солнечная муть висит тугой блесной.
Я жду, когда закончит этот день плеваться
Несбывшейся мечтой сырых побед, утрат;
И этот город смерти новой будет рад,
Он будет хохотать и клокотать, смеяться:
Погиб еще один безыменный солдат.
На черной тени мелом нарисуй все песни,
Что я не смог, не захотел иль не успел допеть.
Захлопнул день дождем-решеткой эту клеть.
Маньяк крадется, ему очень интересно
Прожить еще хотя бы день один, но - здесь.
И я хватаю со стены своей гитару,
Как будто нож кривой, как будто пистолет.
Хочу всем спеть о том, что помню много лет...
Но рвутся струны вдрызг под медленным ударом,
Как разрывается просроченный билет.
(Кажется, январь-февраль 2001.)
Я столько лет играю в группе,
Которой нет нигде:
Она в моей башке.
Я столько лет пишу стихи
О пройденной войне -
И все, что я могу.
Шиза, приди ко мне!
Я столько раз давал слово
Идти чуть-чуть вперед,
Ведь по этой больше никто не пройдет.
Но с каждым разом убеждаюсь,
Что это - не так, не так.
И это я могу.
Шизи, приди ко мне!
Явись в пурпурном облаченьи,
В "косухе" и с серьгой,
С слоновой костью той,
О кой пропел всем нам БГ,
Когда гулял в снегу,
Подставив длань врагу
Без страха быть непонятым,
Без чувства белизны,
Без ощущенья себя Богом;
Но он пришел героем с той войны.
Шиза, приди ко мне!
Шиза, приди ко мне!
Шиза, явись ко мне!
Шиза, давай, ну, что же ты?!..
Иди!..
(09.03.01.)
Когда выпадет снег, ты узнаешь лицо,
То, которое вместе с тобою всегда.
Пасплавленный пепел, большое кольцо,
Холодный ветер, святая вода.
А ночью опять был бред, но - все впереди.
Деревьям не легче дышать на ветру.
Приди ко мне, Тот, Кто висит на груди,
Или сам я к Тебе когда-то приду.
Припев:
Той весенней дорогой ветров и чудес,
По нехоженым тропам святых городов.
Те, кто купил себе новую жизнь,
Не смогут понять нас,
Не смогут понять нас;
Не смогут понять...
В передней опять зазвенели ключи.
Препятствие к другу - всегда домофон.
Ты можешь не петь, но и не молчи,
Отправь в ствол свой последний патрон.
Но ночью опять были звезды и хлеб,
И вода превратилась в вино.
Наверное, это просто ширтреб,
А, может, просто мне все равно.
(15.03.01.)
Корабли застоялись на прежних курсах,
Корреспонденты уснули во мгле.
Не умея писать, я грызу карандаш,
А ты все бреешь лицо.
Тебе хочется плюнуть в него,
В зеркало пришлых дум,
Но ты смоешь плевок, если нет ничего
В тебе, кроме тебя.
Дело было, наверное, ясное всем;
Особенно делу конец.
Но кто-то с сомнением плел венок,
Он позволил себе сказать,
Что за битым стеклом нет ничего,
Кроме простора и вод,
А за крашеным волосом тянется день,
Такой же, как все, да не тот.
Сосед по лестничной клетке - Онегин,
Но это - не тот герой,
А вчера я спросил кого-то в метро,
Он назвался Чацким, чудак.
Ведь я знаю, что время ушло давно
Героев и их милых дам.
С Татьяной сплясали муторный вальс
На дискотеке в ДК.
А в диспансере Нотя Ростова лежит -
Сифилис у нее.
У кого, скажите, его теперь нет?
Если только у евнуха,
Что с белым от злости лицом
Бросает взгляд по кустам,
Куда разбрелись кавалеры,
Заодно прихватив и дам.
Кто это кружится там, во мгле?
Кажется, это моя душа.
Она звблудилась. Но, вырвавшись прочь,
Обратной дороги уж нет.
Так что нет смысла плевать в зеркала,
На которых ты утром, словно в кино.
Седьмая серия в воскресение;
Осталось еще - Бог весть.
Скоро я, наверно, пойму то, чего нет.
Только прошу, когда будут дни
Воскрешения всех прежних героев,
Не забудьте и тех, кто погиб сейчас.
Их бесконечно любит халиф,
Избранный нами на час,
На тот час, когда бьют часы, извещая
Гибель современных героев.
(Ночь на 17.03.01.)
Где-то там, где нет дней ни шиша,
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа.
Оттого ли, что нет ни гроша,
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа.
Где-то там, где царевна грешна,
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа.
Где-то там, где машина слышна,
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа.
Что же делать, коль смерть не пришла?
Что же делать, коль я - не Левша?
Я пою, еле слышно дыша,
Я иду, не спеша, не спеша.
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа;
Заблудилась моя душа.
(18.03.01.)
|
[1] [2]
На список всех тетрадей Вверх
Вернитесь вспять к своим истокам, слезы
(У.Шекспир "Ромео и Джульетта")
Шиза
|
