Занимательная азбука
О! ну а с этой тетрадью - история почти особая. Все тот же первый курс того же РГПУ (1998 год), зима. На меня обратила внимание девушка, мы даже провели половину вечера вместе. Окрыленный, я на следующий и последующий дни единым духом написал сие, представленное теперь здесь. И дело не в том, что потом из того вечера ничего не выросло большего, а важен же сам процесс вдохновенного состояния автора. Воистину, убеждаюсь в который раз, что художник должен, как минимум, быть влюблен в свою Музу...
Занимательная азбука
(«Для детей изрядного возраста».)
Аист
На крыше одного дома жил аист. И все говорили, что счастье этому дому будет. Однажды была война и пушки стреляли. Один снаряд попал в тот дом, где аист жил; но птица успела улететь. И стал себе аист другое место искать. И нашел себе другой дом. Стал аист жить на крыше этого дома, и все говорили, что счастье этому дому будет.
Брат
Жил-был брат. А другого брата у него не было. И стал он тогда себе другого брата искать. Подошел к скале и сказал:
- Скала, будешь моим братом?
Скала ему ответила:
- Хорошо, я буду твоим братом.
Пошел брат еще одного брата искать. Нашел он помидор и сказал ему:
- Будешь моим братом?
- Хорошо, буду, - ответил помидор.
Пошел тогда брат еще одного брата искать и, встретив огонь, спросил у него:
- Хочешь, я тебе братом стану?
- Хочу, - ответил огонь.
Целый день ходил брат по белому свету, а вечером утомился и лег спать. И стало у него много братьев.
Вино*
Один человек захотел выпить вина. Пошел и купил себе две бутылки. Одну он выпил и захотел выпить еще. И вторую выпил тоже. И сделался он пьяным. А наутро у него болела голова.
Гитара
Играл кто-то на гитаре. И все слушали, и плакали. Так хорошо он играл.
Дед Михаил*
Сидит дед Михаил в кресле своем, над ним мухи, и все вокруг сонно и вязко. Белая горошина солнца топит мысли, уныло вытекающие из расплавленного мозга, в расплавленной лаве своего света. Мерно покачивается скрипучее кресло, неся в себе деда Михаила, нагоняя движением своим тягучий, тяжелый сон, громоздкий, как вся Вселенная, вязкий, как асфальт.
Устало снится деду Михаилу его юность. Вот он грызет замызганный сухарь в грязном и мокром окопе. Ледяная осенняя вода упрямо хлюпает под расползшимся ботинком. Кисло проникает вода внутрь кожи и мяса, напитывает льдом каждую косточку. С эмалированного неба бесконечно брызжет прямо в лицо чем-то колким и холодным.
А вот бежит Михаил в цепи под цепким огнем неприятеля, глотает перекошенным ртом скудный кислород, а в неповоротливом мозге одно только: «Успеть! Успеть!» Вот и спасительный кустик. Змеей забиться в пыль и лежать – ждать… ждать… пока не проорет политрук свое «встать!» вперемешку с матюгами. И тогда – снова перебирать ватными ногами, нести свое неуклюжее, мишенистое тело навстречу свинцовым пчелам.
- Доча… - водянисто зовет он сестру-сиделку, - доча…
Но никто не откликается на голос деда Михаила. Сиделка с подружкой по телефону беседует, новости важные ей докладывает.
Дед Михаил слабо напрягается и «дует» прямо в штаны. Через час-полтора придет сестра и ненавидящим глазом пронижет его насквозь: ей снова белье чаще, чем раз в неделю менять придется. Синие, спекшейся коркой жажды, губы старика пожуют что-то в извинение беззвучно.
Опять сон-бред накрывает деда Михаила. Он бреется. Поздний вечер. За черным стеклом все тихо, природа хочет спать. Внезапный, настойчивый в своей резкости, стук в дверь направляет руку с опасной бритвой в ненужную сторону, и по щеке задумчиво стекает алая змейка.
- Откройте! – орут за дверью и сапогами ломятся по барабанным перепонкам настороженных ушей.
За дверью стоит поджарый лейтенант в шинели с голубыми погонами, а рядом – трое. Равнодушно уставились их автоматы в живот Михаила.
Дед Михаил слабо стонет во сне; на мгновение очнувшись, вновь валится в трясину. Что видит он на этот раз, он не помнит. Что-то маленькое и юркое – вроде мыши или кузнечика. Сквозь сон чувствует дед Михаил, как его куда-то поволокли. Открывает глаза и видит яму, которую надо зарыть. В яме - полуживые трупы, а также трупы почти мертвые и совсем мертвые. Полуживые копошатся и скребутся в землю, а почти мертвые этого сделать не могут, так как они, хоть и не вовсе еще мертвые, но все же пули СМЕРШа лишили их сознания. Ну а мертвые – они и есть – мертвые. Их также нужно скорее зарыть. А сзади орут, чтобы делали все скорее. И летят комья и глыбы обледенелой земли, и снега летят куски на головы трупов, и разбивают оные. Как яичная скорлупа, трещат черепа и прочие костяные части тел; а глухой стук земли о тела долго еще будет слышать ухо в морозном бараке.
Окончательно просыпается дед Михаил и хочет есть, а нету. Наконец, есть. Перловчатая кашка, компотец из сливы и хлеб. Компотец холодный и сопливый. В кашке – тараканья лапка.
После обеда выкатывают деда Михаила снова на свежий раскаленный воздух, где витают мухи и сны.
Единорог
Ходит единорог по полю, купается в розовом тумане. А сам единорог весь белый. А над единорогом золотое небо, и солнце едва взошло над далеким лесом.
Ёлка
Привезли в детский сад ёлку. Новый год был тогда. Собрались дети и стали деда Мороза со Снегурочкой звать:
- Дедушка Мороз! Де-ду-шка Мо-роз!
Пришел дед Мороз и стал детям подарки дарить. Дети были рады. Потом все играли в догонялки. Ёлка сильно раскачивалась оттого, что мальчики и девочки бегали, а еще оттого, что рабочие были пьяные и плохо ёлку закрепили. И она упала на одного мальчика и на двух девочек, и разбила о них свои игрушки. А мальчик умер от перелома шеи.
Женщина
Была женщина. И она есть хотела. А дома у нее не было. И ничего не было. Она ходила и собирала пустые бутылки, а потом сдавала и на полученные за них деньги покупала себе хлеб и самогон. И ее однажды били милиционеры за то, что она зимой ночевала на отопительном радиаторе вокзала. Ей было больно, и она кричала.
Завод
Раньше завод делал большие машины, и они ездили по разным стройкам. Развозили бетон и кирпичи. А потом завод перестал работать, потому что не было денег на зарплату рабочим и на покупку сырья. И тогда рабочих отправили в неограниченный неоплачиваемый отпуск, и их детям не стало ничего есть, то есть стало нечего есть. А директор завода уехал во Францию отдыхать и поправлять расшатавшиеся нервы, потому что он очень за завод переживал.
Игра
Дети играли в одну очень интересную игру – в войну. Они поделили друг друга на своих и фашистов и стали играть.
За ними наблюдал старый-престарый ветеран. Он много лет назад воевал против немцев. Он был даже ранен и получил медаль. Сидел ветеран и радовался, что дети так рано воевать учатся и не дадут свою Родину в обиду.
Йод
Девочка порезала палец ножом, когда помогала маме чистить рыбу. Мама достала из аптечки йод и хотела смазать им ранку. Но девочка помнила, что йод щиплется, и не далась маме.
В это время в Таджикистане солдата ранило осколком в грудь. Солдат достал из аптечки пузырек с йодом и вылил все себе на грудь.
Клятва
Мальчики клялись в вечной дружбе друг другу. Они недавно смотрели фильм про индейцев и решили сделать так, как было в кино. Один мальчик достал из кармана ножик и разрезал себе и товарищам вены на руках. Мальчики приложились ранами друг другу и совершили клятву на крови. Клятва закончилась, а кровь – нет. Тогда они испугались и побежали к родителям. А самый младший из них упал, но никто этого не заметил. И этот мальчик умер, потому что потерял много крови и страдал гемофилией. А другие дети добежали до дома, и их врачи спасли.
Любовь
Они друг друга любили. И знали об этом. Однажды он уехал по делам в другой город. Ей стало скучно, и она пошла к подруге. У подруги оказался День Рождения. Там было много красивых и веселых ребят, и она познакомилась с ними. А с одним провела ночь. А утром она думала, с кем ей остаться, так как этот парень ей очень понравился. Она решила остаться с ним. Потом приехал тот, кого она любила сначала, и пришел к ней. А она ему ничего не сказала. Через неделю она узнала, что ее последний парень женат и имеет дочь. И тогда она порвала с ним и стала опять любить своего предпоследнего.
Метро
Ехали люди в метро. И тут поезд остановился, и люди стали выходить. А потом другие люди – входить. А один человек не вышел, и все его спросили, почему он не вышел. А он не отвечал и молчал. Тогда люди разозлились и захотели побить его. Но тут им стало надо выходить, и они вышли, а на их место пришли другие. Они тоже спрашивали, почему он не вышел вместе со всеми, а он опять не отвечал им. Люди стали злыми и нехорошими, и они пожелали убить его. И тут поезд опять остановился, и люди почувствовали, что им надо выходить и идти дальше по своим человеческим делам. А этот человек все не выходил. Тогда его в третий раз спросили, почему, когда другие выходят, он не выходит. А он молчал и смотрел на них. И они захотели его убить, потому что стали очень злы. И убили. А затем вышли, потому что двери открылись и им надо было выходить вместе со всеми.
Ножницы
Лежат себе ножницы на столе и никого не трогают. Вспоминают ножницы, какую им тонкую и нежную бумагу сегодня на завтрак давали. Она так и таяла под их блестящими зубами.
Очки
Что за чудо по квартире
Ходит-бродит целый час?
Было глаза два. Четыре
Вдруг уставилось на нас.
(Очки.)
Письмо
Однажды я получил письмо. Оно было от любимой девушки. Но я, еще не распечатав конверта, понял, о чем она мне написала. На конверте не было обратного адреса, и я все понял. Раньше она его писала.
Роза
(Почти по Андерсену.)
В саду росла роза. Она никогда не спала, потому что была цветком и не имела глаз, которые можно было бы закрыть. Ночью она слушала соловья, который прилетал и садился на ветку сирени, а затем пел – прямо над ней. Соловей так чудесно пел, что розе порой хотелось взлететь и сесть рядом с соловьем на ветку сирени. И тоже запеть. Но ее держали цепкие корни, и взлететь она не могла. А петь на земле ей не хотелось, и поэтому она никогда не пела. А утром роза плакала, потому что соловей улетал и ей было очень жаль, что он улетал. Но потом она вспоминала, что он прилетит опять, и слезы высыхали на солнце.
А однажды пришел садовник и больно срезал розу. «Может быть теперь, лишившись корней, я полечу?» - подумала она, но не полетела, а была завернута в какое-то темное шуршащее-шебуршащее. Когда роза вновь увидела свет, она тихо засмеялась всеми своими нежными лепестками, но оказалось вдруг, что трава кругом – не зеленая, а какая-то белая, и с неба – тоже падает что-то белое и мягкое, но, впрочем, очень холодное. И роза снова заплакала. От холода и обиды за то, что ее лишили возможности слушать соловья теплыми ночами.
Розу принесли в какой-то теплый дом и отдали неизвестно вдруг чему внезапно обрадовавшейся девушке. Потом ее положили на стол (так, по крайней мере, это называли другие). А молодой человек, принесший ее сюда, сел за длинный белый предмет, тоже похожий на стол, и ударил по нему руками.
И тогда полилась песня. Не такая, как на сиреневой ветке, но тоже песня. И роза вдруг заплакала. Такая была песня. Розу закружили и понесли в себе широкие волны, исходившие от молодого человека, и роза их видела, эти волны. Они окружили ее со всех сторон, объяли ее влажные лепестки, закружили в своем звонком эфире и опять понесли, понесли…
И роза была счастлива от прикосновения этих нежных, как и она сама, струй и волн. У нее закружилась голова, и она не видела ничего, кроме этих волн. Да еще – глаза молодой девушки, которая держала теперь розу в своих тонких теплых пальцах.
К следующему утру роза умерла. Ее забыли на подоконнике. Она долго-долго наблюдала, как в полной тишине с черного неба падают на землю звезды, такие близкие, такие белые, пушистые… И она вспоминала сегодняшнюю песню и своего соловья, который теперь, быть может, пел сейчас где-то свою песню.
Соловей
(Опять почти по Андерсену.)
Каждую ночь соловей прилетал в сад, садился на ветку сирени и пел свою песню. Соловей специально садился все время на одну и ту же ветку, потому что в саду росла роза, и росла она прямо под этой веткой. Соловей любовался розой, но только украдкой, чтобы та ничего не заметила. Он весь выкладывался в своих трелях, а когда наступало утро, улетал в гнездо с тем, чтобы вечером вновь прилететь на заветную ветку сирени.
Но однажды он прилетел на знакомое место и не увидел своей розы. Лишь уродливо из земли торчал какой-то колючий обрубок.
- Где же роза? – спросил он у выползшей из-под гнилого бревна жабы.
- А квак ее знает! – ответила та и ушлепала за своими комарами.
- Где же роза? – спросил он пролетавшую мимо сову.
- А что? Нету? – искренне удивилась сова и уставилась на соловья выпученными глазищами.
- Нет, - горестно подтвердил соловей.
- Ну что ж, срезали и отнесли куда-нибудь, - авторитетно заявила сова и тяжело рванулась по своим дальнейшим делам.
- Куда?!.. – успел только крикнуть соловей, но сова уж не слышала.
От горя соловей не мог двинуться с места всю ночь. Он нахохлился и сидел на ветке до утра, а потом весь день сидел и весь вечер. Наконец, усталость взяла свое, он улетел.
Долго не возвращался соловей на то место. А потом все же решился. «Спою что-нибудь напоследок», - сказал себе и ясной ночью прилетел к заветной ветке.
И что же? Чуть поодаль от прежнего места, росла его роза! Он узнал ее: те же нежные алые лепестки, тот же гибкий тонкий стан.
Она!
Вне себя от радости, с замирающим сердцем, опустился соловей на сиреневую ветку и божественно запел.
А роза, растущая внизу, думала: «Ах, какое чудо! Какие звуки! Почему же он никогда не прилетал сюда раньше?»
Талант
Он был обычным человеком и однажды научился играть на гитаре. Потом попробовал писать стихи. Потом положил стихи на аккорды и стал петь получившиеся песни друзьям. И все говорили, что он талантлив. И сам он увидел, что он талантлив, и стал играть и петь на сцене. Ему платили деньги, и он тратил их.
Один раз он попробовал пить вино. Сначала ему не понравилось, а потом очень понравилось, и он стал пить часто. А все говорили: «Зачем ты пьешь вино. Оно тебя погубит». Но он все равно продолжал пить вино. Однажды он выпил очень много, и ему сделалось плохо. Он шел по улице и шатался. Была зима, и было очень холодно. Он боялся, что замерзнет, и шел все быстрее и быстрее. Из ворот выехала машина и раздавила его. На похоронах все говорили: «Какой талант был!..»
Улитка
Ползла улитка и твердила себе: «Тише едешь – дальше будешь». А ползла она к горе, на вершине которой виднелся обширный и сочный лес. Улитка все ползла себе и ползла. Наконец, пришло ей время умирать. От старости. И она умерла. Даже к подножию горы не приблизилась.
Флаг
Дедушка рассказывал внуку, как во время войны он спас партизанское знамя и за это его наградили. Но, когда он спасал знамя, вражеский снаряд упал совсем рядом и оторвал ему руку.
- Деда, - спросил меленький внук, - а зачем тебе надо было спасать этот флаг?
- Как зачем? – удивился дед и погладил внучка по белобрысой головке. – Флаг – это честь армии, ее гордость.
- А что, другое знамя нельзя было сделать? – поинтересовался внук. – Тогда и у тебя рука бы была цела, а то теперь и держать этот флаг тебе нечем. А ордена твои мама все равно продала.
По сухой щеке старика поползла и скрылась в седой щетине крохотная слезинка.
Хирург
В школу приходил хирург. Не на операцию. На встречу с первоклассниками. Он рассказал, как в прошлом году спас тетю, вырезав ей аппендицит, а недавно отрезал девочке ногу, потому что девочка попала под трамвай, от этого нога ее все равно никуда не годилась, а только мешала.
В конце урока поднялся со своего места маленький мальчик и сказал, что он хотел бы стать хирургом, когда вырастет большим.
- Почему ты хочешь стать хирургом, Леша? – спросила гордая учительница.
- Они… они потому что все хирурги такие добрые, всем помогают и всегда ходят в белых халатах, - звонко ответил Леша.
Хирург шел домой, смотрел на свои ботинки и с ужасом думал, что было бы, приди он на операцию в белом халате.
Церковь
Церковь стояла на самом краю села, на обрыве. И в ней молились. Она была деревянная. Как-то раз в село пришла новая власть. Чем-то церковь ей не понравилась. Послала власть три трактора. Прицепили церковь к этим тракторам и по бревнышку раскатали на все четыре стороны, потому что четвертую стену потом тоже сломали. Выросла на месте церкви богатая флора.
Четверг
Четверг был для Володьки всегда самым противным днем. В четверг у него была математика, рисование (а рисовать он совершенно не умел, за что всегда получал «двойки») да еще и чтение (читать он любил, но читал очень медленно, а учительница считала, что – не любил, и за это сильно сердилась). По четвергам у Володьки внезапно возникали всяческие боли в разных частях тела, причем, непременно перед походом в школу. Мать давно поняла зависимость этих недомоганий от четвергов, а потому пропускала мимо ушей жалобы сына на невыносимые страдания в животе или горле.
Став взрослым, Володька сделался известным авангардистским художником, но четверги по-прежнему не любил.
Шея
Рассказывают, что у людей раньше была шея. Давно уже, где-то в двадцать третьем столетии, на Земле появился неизвестный вирус, названный впоследствии «шейным истребителем». Вирус, по неизвестным причинам, поражал только шейные позвонки, и те сгнивали. Человек, само собой, после этого умирал.
Но природа устояла, и не прошло и семи тысяч лет, как шейные позвонки отмерли и стали считаться атавизмом. Они успешно удалялись хирургическим путем. Голова же стала расти непосредственно из плечевого пояса, что, безусловно, намного удобнее, нежели если бы произрастала оная из так называемой – шеи.
Щука
Маленький человек закинул в тридцать третий раз спиннинг в муть зеленой жижи, и блесна, молнией сверкнув на солнце, шлепнулась в обильно засеянную темно-зеленой ряской воду.
Чуть не плача, маленький человек и в тридцать третий раз яростно вращал рукоятку хлипкой катушки, как вдруг почувствовал, что катушка больше не хочет вращаться.
- Есть! – завопил маленький человек на все лягушиное царство радостно.
Из воды тянулся, удивленно разинув пасть, полусгнивший сапог.
Ъ
Жаль, что нет слов, начинающихся на твердый знак. Насколько богаче сделался бы тогда наш язык! «Ъ» ведь и так уже обделили, когда начали именовать его «ерем» (хотя, твердый знак и «ер», по-моему, - не одно и то же).
Ы
Странно, слов на эту букву нет, а звук имеется. Ну, ладно там, мягкий знак. Его не произнесешь. Но «ы»! Какой напор! Какая экспрессия! Какой звук!
Ь
Если кто-нибудь придумает слово на эту букву, мир, наверное, перевернется, так как произойдет полная и радикальная перестройка речевого аппарата человека.
Экспедиция
Однажды была экспедиция. На южный полюс. Люди взяли лыжи, сани, погрузили на них пищу, а на лыжи – себя и поехали. Потом им это надоело (ехать), и они посмотрели по звездам, сколько им еще до полюса осталось. Оказалось, что до полюса совсем недалеко, только – в противоположную сторону, потому что они его недавно уже прошли. Тогда люди поняли, что там ничего интересного нет, раз они полюса этого не заметили даже, развернулись и пошли домой.
Юмор
Один человек заболел раком чего-то. Ему об этом не говорили, но потом все равно сказали. Человек расстроился, у него сразу испортилось настроение. Он сел у телевизора и стал от нечего делать смотреть асякие там комедии по видео. И тогда он смотрит, что жив еще, хотя уж давно умереть должен был. Пошел к врачу, и врач ему сказал, что рака у него больше нет почему-то.
- А я, - говорит человек, - знаю, почему.
- Почему же? – спросили его.
- Это потому, что я целый год просидел у телевизора и смотрел всякие смешные кино, и смеялся. Оттого и рак перестал быть. А я – не перестал.
Язык
Влюбленные как-то раз целовались взасос, и парень втянул девушкин язык в свой рот – да так сильно, что язык оторвался. И парень его съел. С тех пор он всегда стал так делать, потому что язык был очень вкусный.
(Рассказы, помеченные «*», написаны 13.12.98;
остальное – 14.12.98.)
На список всех тетрадей Вверх
- Смущение - признак глупости, - [...], - тот, кто истинно любит искусство, нечего не боится. Если ты трусишь, значит, ты тщеславна. Ж.Санд "Консуэлло" Занимательная азбука
|