Три эпизода
(Воспоминания о Е.Ф. Маркине)

I
Стайка взъерошенных воробьёв, едва вспорхнув, ловко перелетела через высокий забор с туго натянутой колючей проволокой. Сотни глаз внимательно и завистливо посмотрели им вслед.

То был первый год моей службы, первая служебная весна в форме внутренних войск. Лечебно-трудовой профилакторий, посёлок Комсомольский, п/я № 25/4, "химия", административные, жилые и производственные строения среди полей, посадок и терриконов. Внимательно всматриваюсь в контингент.

- Иванов!

- Я!..

- Петров!

- Я!..

- Сидоров!

- Я!..

- Маркин!..

Так я познакомился с Евгением Маркиным.

Из серой толпы "отдыхающих" Маркин ничем не выделялся. Обычный опустившийся гражданин страны Советов. Одутловатое лицо. Укрупнённый нос. Отстранённый, даже отсутствующий взгляд. Ссутулившийся (или съёжившийся?) под лучами мартовского солнца.

Замначальника ЛТП даёт вводные по отрядам. Зеки искоса переглядываются. Полное отсутствие заинтересованности в исправлении.

II
На информационном стенде прикреплён лист ватмана. Весь исписан. Подошёл. Стихи. Разные. Про родные места, про людей, про зону…

- А-а-а, борзописец опять..., - тихо подошедший сзади замполит мгновенно оценил качество творчества. - Щас я этому Маркину разъясню политику партии…

Мгновенно обогнув-оттеснив меня от стенда, он умело сорвал и скрутил ватман в рулон, поправил фуражку и энергично направился в отряд.

"Борзописец"… Гм… Как-то не вязалось с обликом алкаша со стеклянным взором. Что же это за Маркин такой?

К личному делу доступа не было, но кое-что удалось выяснить. Касимовский. Бывший журналист. Поэт. Но ни в библиотеке ЛТП, ни в библиотеке райцентра его стихов нет. Нарушений дисциплины и режима за Маркиным не зафиксировано. В отряде особо ни с кем не сближался: в приятели не набивался, да и его сторонились. Он был то обычным мужиком, то замыкался в себе, задумывался и что-то писал.



III
Вечером, обходя периметр, я увидел одиноко идущего осужденного. Замер. Наблюдаю. Неторопливые движения зека вдруг сменились какой-то суетливостью: два шага вперёд - разворот - три в обратном направлении. Быстрый взгляд поверх забора, затем под ноги.

Побег!? Или что-то потерял?

Хождения прекратились. Видя, что человек не спешит переходить к активным действиям, осторожно подхожу. Маркин. Нет, этот не побежит! Застывшая фигура чуть покачивается, неподвижный взгляд направлен в темнеющее небо, губы беззвучно шевелятся.

Сердечный приступ? Нервный припадок? Он же читает стихи!

- Ты что?..

Маркин вздрогнул, выходя из оцепенения, и вздохнул. Глаза его были усталые и чистые…



Воспоминания Саунькина С.Н. записал и подверг литературной обработке Саунькин П.С.

Взрослое утро
(недетский рассказ)

Женщина с задумчивыми глазами склонилась над маленькой кроваткой:

- Вставай, дочка, утро началось.

- Девочка слегка прижмурившись приоткрыла глаза, потянулась всем своим худеньким тельцем и, приподнявшись, села.

- А когда оно кончится? - спросонья растирая кулачками веки спросила она.

- Утро не кончается, утро взрослеет, - со вздохом ответила мать. - Вот и ты повзрослеешь…

…За окном солнышко приветливо разгоняло редкие облачка. Под его лучами ватный туман медленно отползал в луговые низины и там чудесным образом покрывал травы капельками хрустальной росы.

- Мама, а утро начинается в шесть утра? - девочка стояла у окна, одетая в строгое платьице, стилизованное под советскую школьную форму.

- Утро начинается тогда, когда появляется солнце, - не оборачиваясь ответила мать, нарезая ломтиками батон белого хлеба. - Завтракать иди.

Девочка послушно подошла к стоящему посреди комнаты столу и взобралась на высокий стул.



Младенец молчаливым трупиком лежал в своей кроватке. Только по трепыханию ещё не сросшихся родничков было заметно, что он всё-таки жив. Мать брала его на руки два дня назад, тогда последний раз и кормила. От неделю не менянных пелёнок исходил смрад. Просить о помощи он не мог - сил кричать уже не было.

Вдруг чьи-то сильные руки подхватили его, положили на твёрдое и ровное; пахнуло глицерином и алоэ. Снятые замызганные пелёнки полетели под стол. Тёплая вода из термоса, салфетки, средства для детской гигиены. Педиатр из райцентра знала своё дело. Переложила ребёнка на чистое и скоро запеленала.

На старом диване у стены сидели родители: он - с мутными глазами и беззвучным оскалом в стену, она - с сжато-выпяченными губами и направленными в пустоту спичечными головками-зрачками. Стоящий рядом милицейский лейтенант дико осматривал помещение. Другой мент маячил в дверном проёме. Специалист из администрации монотонно читала постановление об изъятии ребёнка из семьи и лишении родительских прав. Затхло-севушный запах заполнял комнату.

- Что ж вы делаете, изверги, - вдруг дрогнувшим голосом обратилась специалист к родителям. - А если б опарыш завёлся - живьём бы съел.

В-вах! Резиновая палка наотмашь снизу вверх ударила папу по лицу. Разворот кисти и ПР-73 готова была снова опуститься на голову опрокинутого на пол мужчины. В запястье впились две жилистые пятерни.

- Ох..л?! Тя ж и посадят!

Сержант усилием опустил занесённую руку старшего по званию. Лейтенант шумно выдохнул через нос и отступил на два шага. Человек на полу издал булькающий звук и попробовал подняться. Неудачно. Под головой растекалась лужица крови, белели осколки зубов. Работница администрации и врач испуганно, но не осуждающе смотрели на лейтенанта.

- Закончили? - спросил последний казалось у самого себя и не дожидаясь ответов. - Тогда едем.

Четверо больших вышли из комнаты, унося с собой одного маленького.

Мать так и сидела: не двигаясь и молча.



Когда мама с дочкой вышли из подъезда, дядя Рома прогревал свою "десятку".

- Садитесь, всё равно по пути, через пару минут поедем, - вместо приветствия улыбаясь девочке сказал дядя Рома.

Дядя Рома - папин друг. Они вместе работали. Он долго болел - целый год, а потом стал инвалидом. "Такой большой, а инвалид", - всегда думала девочка. Она уже забралась на заднее сиденье и начала доставать из ранца альбом для рисования и фломастеры - есть чем заняться в дороге! Мама с дядей Ромой сели впереди. Машина без усилий тронулась и набирала ход.

- Как там Серёга?

- Звонил два дня назад. Всё по горам не набегается. С гор - в госпиталь, из госпиталя - в горы…

- А я набегался… - с сожалением вздохнул дядя Рома.

- Не сожалей… Не почем… - горестно закачала головой собеседница. - А мы здесь… Третью неделю в первый класс ходим.

Машина шла на подъём. Дядя Рома вдавил в пол акселератор. Девочка покачнулась, дорисовывая жёлтым цветом ромашки. Красный комбайн на самом верху загородил всю полосу. Утренняя пустынная дорога. Догнав сельхозмашину дядя Рома резко вырулил на встречку для обгона. Мелькнул силуэт приближающегося автомобиля.





В дороге малыш поел. Женщины сделали молочную смесь. Первые капли упали в беззубый рот без энтузиазма, но соска с тёплой жидкостью согрела губы и побудила к действиям: сначала челюсти осторожно и недоверчиво задвигались (вдруг отберут?), а затем зажевали жадно и настойчиво. Приоткрывшиеся щёлочки глаз синим цветом взглянули на мир.

Пятьдесят грамм хватило. Ребёнок опустил веки и засопел.

УАЗик уверенно поднимался на высокий холм. "И какой чёрт придумал сделать в начале спуска крутой поворот?" - сержант посмотрел в зеркало на сидящих за спиной гражданских, перевёл глаза на приборный щиток и снова впился в мокрый асфальт дороги. "Видимость хорошая, трасса пустая, не гоню", - успокаивал он себя. Машина взобралась и ещё четыреста семьдесят три метра ехала по ровной вершине. Солнце покорно поднималось из-за соседнего холма. Указатель крутого поворота у спуска из-за чередования красного с белым казался ребристым. На самом изломе дороги навстречу поднимался комбайн.

Руль влево. Солнце в спину.

Пальцы судорожно дёрнули рулевое колесо, а правая нога инстинктивно метнулась к педали тормоза.

- Бл..ь, - только лишь сумел выговорить сидящий рядом лейтенант, увидев выскочившую из-за комбайна серую "десятку".





Аня открыла глаза и увидела нависшее над ней сиденье. Недовольно сморщив носик и сдвинув брови, она перевернулась на живот. Осколки стекла и колпачки фломастеров. От простых движений окружающий мир наполнился красными кругами, а к горлу подступил комок тошноты. Поползла к сплюснутой щели, несколько минут назад ещё бывшей дверным окном, туда, где солнышко освещало пожухшую осеннюю траву. Выбралась и огляделась. "Десятка" дяди Ромы лежала в кювете вверх колёсами. Чуть дальше на обочине дороги на боку лежала какая-то серо-синяя машина. Повсюду металлические и пластиковые обломки, осколки рассыпавшегося стекла. Медленно удалялся комбайн. И ни кого!

Неподалёку на обочине шевелился белый свёрток. Аня нетвёрдо встала на дрожащие ноги, дошла до откоса, на четвереньках забралась по нему. Отвернула угол.

Ребёнок! Девочка села на край дорожного полотна и положила казавшийся большим кулёк себе на колени, придерживая обеими руками.

- Меня зовут Аня, а тебя? - обратилась она к малышу. Тот смотрел на неё большими расфокусированными глазами. - Ты ещё не умеешь говорить? Тогда я буду звать тебя Димой. Дима, ты стихи любишь? Я знаю для таких маленьких, как ты.

Подняв глаза на поднимающееся холодное солнце, холмы, низины, зелёно-жёлто-красную посадку, Аня торжественно прочла:

Листья клёнов пожелтели,
Огороды опустели,
В балках лужи разлились,
Птицы в стаи собрались…

Мифы

Первые люди жили на берегу Вечных Вод. И был мир окутан тьмой. Лишь звёзды - глаза Неба-Отца - смотрели на них тусклым светом, Земля-мать согревала своим теплом. Поколение сменялось за поколением и ужас Вечной Ночи был с ними. В отчаянии рыдали люди в темноте и вопрошали: Когда увидим мы Свет и выйдем из мрака?". Долго взывали люди к создателям и однажды содрогнулась земля, замигали звёзды новым яром, развергся тартар Вечных Вод и упала в него небесная искра. В тот же миг сомкнулись освещённые волны. "Это - Свет!" - кричали люди. - "Кто поможет родиться ему из Вечных Вод? Кто избавит нас от тьмы? Кто подарит людям свет?". Но страх неведанного был сильнее жажды света, никто не соглашался пойти за ним. Но заметили люди, что одна девушка стоит на краю обрывистого берега и завороженная смотрит в сияющие волны. Подкравшись люди кольями столкнули её с обрыва к кромке дрожащей воды и закричали: "Принеси нам Свет и мы будем считать тебя матерью светлого мира". Несчастная попыталась подняться на обрыв, но поняла, что те, кто наверху, не дадут ей этого сделать. Поревев, девушка вытерла слёзы, вздохнула и подошла к светлому пятну под бурлящей водой. Погрузила руки в Вечные Воды и почувствовала, как терпкий жар объял её ладони. Нежно взяла, как ребёнка, огненный шар и потянула вверх. И чем выше она поднимала упавшую звезду, тем сильнее ладони обжигало небесное пламя. Держа в руках Свет, девушка устало и спокойно оглянулась на озарённый берег, на людей, кричавших с края обрыва "отдай его нам!", и подумала: "Свет не должен быть только для людей, свет дан всему миру. Пусть он и освещает весь мир!" - и подняла его высоко над головой. Вспыхнула звезда ярким огнём, испепелив девушку, взметнулась ввысь.

Свет сиял над миром.

Пепел смыли набегающие на берег волны и сделали Вечные Воды солёными.

Солнце - соль звёзд.

Ярко светило Солнце над миром, но не один свет несло оно, но и жар. Мучались люди от Светлого Дня и не могли уснуть, веки их распухли, а на коже появились незаживающие ожоги. Стали просить они Солнце: "Отдохни Свет, не то распалишь ты своё сияние и жар понапрасну". Согласилось Солнце, но подумало, что негоже оставлять тех, кто выстрадал его, в полной темноте: "Оставлю людям своё отражение в Вечных Водах, а сам отдохну в них". Опустилось Солнце в негу вод, поднялся ему на смену желтоватый диск Первой Луны и повис над самыми волнами. Прохлада и сумрак опустились повсюду, лишь серебряный свет растекался над миром. Отдохнули люди от зноя, залечили свои раны и вновь стали возмущаться: "Зачем нам этот тусклый свет с пятнами водной ряби? От его холода веет смертью". На 28 день сияния Первой Луны взбежали люди на крутой утёс и сбросили на неё огромный валун. Раскололась Первая Луна, разметалась по водной глади миллиардами осколков, заиграли осколки бликами на волнах. Встрепенулось Солнце в Вечных Водах, взмыло ввысь, и, увидев, что нет больше его отражения, заплакало кровавыми слезами багряного восхода. И сказало Солнце: "Да будет так. Буду я отдыхать каждый день, чтобы не обжигать вас. Но каждую ночь будет светить вам осколок Первой Луны. И будет он рождаться и умирать, как вы. И будет подниматься высоко, чтоб не смогли вы разбить его. И будут ночи без Луны, чтобы вы помнили о тьме, которая окружала вас и в которой вы живёте. И осколки будут гореть и прогорать, и сменять друг друга".

Когда окончатся осколки Первой Луны - перестанет светить Солнце.

Без имени...
(для А.А. Штарк)

Когда сиянье звёзд поблекнет -
Свет солнца вновь построит мир,
Шурша по крышам тошной немью,
Разлившись золотом своим.

На перекрёстках судеб, линий,
Веток метро, дорог, цепей,
Гул голосов накроет ливнем
Стон города и стон людей.

Мельканье, череда картинок,
Эмоций, взглядов, сжатых губ, -
Игра в творцов как панацея:
Сломать родной мещанский круг.

Спокойный взгляд, маска прохлады,
Своим неистовством сильна.
Всё правильно. Всё так и надо.
Решила так с судьбой сама.

Усталый день стремиться на закланье…
Уходишь ты и, как обычно, на прощанье,
Оставив эфемерный след,
Бросаешь сухо: "До свиданья".

И вновь мерцанье звёзд. День умер.
Надежд моих луч погребён.
Лучи иные в море неба
Пространства вызвут перезвон.

Ночь пахнет потом и цветами,
Забыто прожитыми днями…
Ночь - ради дня тоски сердечной,
Но не для ночи бесконечной.

Не печалься о том, что никто не знает тебя, а стремись быть тем, кого могут все знать
(Конфуций)
Творчество Павла Саунькина